На губах Роберта Смита очень немного помады. Его волосы короче и значительно менее буйные, чем те, что мы помним из видеоклипов. Его джемпер, хотя подходяще бесформенный, не свешивается уныло до его колен. То, что Роберт был способен в значительной степени ограничить себя в пользовании косметикой, многое говорит о его настоящем настроении. Пользование косметикой - это предрасположенность и подобно всем предрасположенностям, она является наиболее необходимой, когда вы наиболее уязвимы.

Несмотря на то, что он окружен экстравагантной, удобной мебелью, Роберт предпочитает опуститься на колени на ковре. Он чувствует себя дома. Счастлив. Последние шесть месяцев записи нового альбома The Cure "Wish", как он говорит, были весёлыми.

"Веселье," - говорит он, - "это то что люди всегда не замечают в нас. Было здорово создавать этот альбом, но даже оглядываясь на "Faith" или "Pornograthy", приятно созновать, что мы все еще в ударе. Если люди увидели бы меня и Саймона смеющимися и напивающимися до бессознательности вместе, они не могли бы понять, как мы можем так себя вести и при этом оставаться в этой депрессивно-тоскливой группе. На самом деле, это очень просто - это как будто быть маленьким, быть ребенком, вот и всё. Когда вы вырастаете, вы не можете быть таким, так как думаете об этом слишком много".

Мы находимся в залах The Manor, особняка в Оксфордширском пригороде. Несколько лет назад Ричард Брансон купил это место и переделал под звукозаписывющую студию. Вероятно, переустройство потребовало много усилий. Все современные чудеса технологии были спрятаны в находящемся неподалеку сарае, чтобы ничто не выдавало ее присутствия.

Атмосфера приятного безделья проникает это место, подчеркнутая каминами и дубовой отделкой... Вы не сможете себе представить, что здесь можно заниматься чем-то более напрягающим, чем игрой в прятки...

Огромная, витиеватая фреска, которая украшает атриум The Manor, изображает юного Боя Джорджа (Boy George) и молодого Майка Олдфилда (Mike Oldfield). Несколько шагов назад Джим Керр (Jim Kerr) и Фиргэл Шарки (Feargal Sharkey), причём Шарки, выглядит даже более хитрым, чем обычно. Все они нарисованы в расцвете своего успеха. Между Джорджем и Олдфилдом - Фил Коллинз (Phil Collins), полный чопорности и с ещё густой (пред-80-е) шапкой волос. Запечетлена также и самодовольная улыбка Коллинза.

Талант Пэрри Бамонта (Parry Bamont) к описанию людей в наиболее незавидных обстоятельствах очевиден. Жестокие карикатуры на учасников группы, их жен и окружающих покрывают всю студию, перемешенные с фотокопиями любимых Смитом поэм Эмили Диксон (Emily Dickson) и кричащими заголовками из Спорта (The Sport) и Новостей Мира (The News Of The World).

В гостиной есть то, что может только быть описано как лига невменяемости. Под надписью, " The Marry Manor Mad Chart ", изображены The Cure, их друзья и знакомые, опять же грубым карандашом Пэрри, каждый в порядке невменяемости. Правила были следующие: каждому участнику давали пять голосов, первый из которых (стоящий пять очков) он или она дожны были присудить себе - Смит настаивает, что в каждом есть некоторая доля безумия. Другие четыре голоса (стоящие 4, 3, 2 и 1 очко) были присуждены тому, кто был наиболее сумасшедшим с точки зрения голосующих.

Победителем с большим отрывом стала Луиза, домохозяйка The Manor. После обнародования результатов, Луиза исчезла. Саймон Гэллап (Simon Gallup, басист The Cure) был на четвёртом, Перри - на пятом, Роберт - на скромном, но заслуженном восьмом месте, Порл Томпсон (Porl Thompson), гитарист, - на девятом и барабанщик, Борис Виллиамс (Boris Williams), - на 12-ом месте.

На кухне The Manor есть доска объявлений, на которой сравнительно здравомыслящий Борис, известный из-за своего вампирного вида как Граф (The Count), оставлял оскорбительные сообщения для посещяющих журналистов. Недавнее сообщение, направленное группе американцев, звучит так: " Найдите приличную работу, вы, ленивые ублюдки! " . Также на доске объявлений - предварительные результаты голосования по выборам поддержки The Cure в концертном туре по Америке. В настоящее время его возглавляет Lush c небольшим отрывом от God Machine.

Наиболее любопытным из всего является крошечный рисунок цветным мелком, прикрепленный около пульта в диспетчерской студии. Группа стоит снаружи здания, возможно The Manor, под лучами желтого солнца и небрежно набросанной полосой голубого неба. Подписано: "Пэрри. Возраст: 31 1/2 ".

The Cure, больше чем любая другая группа, с которыми мы встречались, отказываются взрослеть. Конечно, все группы так или иначе способны отвергать ответственность. Но это совсем не то же самое. Большинство групп - просто дети -- эгоцентричны, близоруки, порой безжалостны - навсегда провозглашая своё неотъемлимое право делать так, как им нравится, но никогда на самом деле не зная, чего именно они хотят...

The Cure спокойно стали миллионерами, делая именно то, что им нравится.Они удивительны своим интеллектом и пылом, а не упрямством и эксцессом; своим наивным любопытством, а не ограниченностью навязчивых идей; своей ясностью и жесткостью взглядов.

От Three Imaginary Boys через Faith и Pornography к Disintegration и грядущему Wish, как бы причудливо, меланхолично или неутешно они ни звучали, существует часть The Cure, остающаяся нетронутой процессом взросления, и неуязвимой к цинизму. Часть, все еще совершенно чистая и нетронутая. Даже Disintegration, с его суровой мрачностью, противопоставлен идее, что кто-то или что-то может или могло бы осквернить этот последний оазис.

Wish, хотя значительно отличающийся от Disintegration, тоже все еще продолжает эти традиции. Это - альбом экстраординарной глубины, от сверкающего мелководья до опустошительных бездн. Open, например, преподносит нам Смита потрясенным и изумлённым, появляющимся в центре урагана гитарных рифов, задумывающегося над собственным алкоголизмом.

Похожая металлическая From The Edge Of The Deep Green Sea, полная пронизывающих гитарных звуков и сверхъестественного тенорового баса Гэллапа, является столь же тяжелой, и точно должна стать синглом. Trust был бы почти меланхоличным если бы не кинематическое течение его мелодии, сыгранной на траурном фортепиано. Вместо этого, песня заставляет нас представлять свет неоновых огней, думать о влажных столичных улицах и Смите, страдающего от любви.

High, который скоро будет реализован как сингл, является беспечным отступлением от Авеню Отчаяния; и настроение которого задаётся протяжными звуками гитар.

Но наиболее поразительной из всех является Friday I'm In Love, и не потому что это - лучшая песня на альбоме, а потому что она такая счастливая, неудержимо весёлая и беззаботная - гораздо более, чем, к примеру, Lullaby или Lovesong из Disintegration, даже больше чем LoveCats. Трудно себе вообразить любую группу любого возраста где-нибудь пишущую или играющую что-нибудь столь же чудесно оригинальное. Это - блестящая поп-песня, столь блестящая, что американские прдюсеры после первого прослушивания объявляли её сто процентным хитом номер один!

"Они бегали по студии, восклицая: 'О Боооже, о Боооже, вот это да, вот это да!' " - говорит Роберт.

Сидя сейчас с The Cure и с лёгким пивом, которое они настойчиво предлагали нам (хотя гостеприимство The Cure и легендарно, но мы не ожидали что настолько), мы поинтересовались, каким настроением навеяна песня.

"Есть и ещё одна, даже ещё более весёлая", - говорит Смит, довольный тем, что мы не только заметили песню, но и полюбили её. - "Фэны часто раздражаются, когда The Cure записывают откровенно попсовые песни".

"Да," - соглашается Саймон. - " Если мы выпускаем что-то попсовое, то это обычно резко падает довольно быстро".

"На самом деле", - объясняет Роберт, - "у людей есть разные соображения насчёт того, что мы делаем, и они проникнуты идеей, что мы делаем это скорее как pisstake, чем будучи искренне счастливыми. Какими мы и были, когда создавали Friday".

Любопытно, что некоторые из фэнов The Cure настолько уверены, что группа неспособна на ярко выраженное счастье, что рассматривают каждую поп песню как отклонение от канонов.

"Это странно", - говорит Пэрри, по-видимому также озадаченный этим, как и мы. Пэрри располагается на диване в стороне от Роберта, около Порла, чья голова лежит на коленях Саймона. Время от времени Саймон гладит волосы Порла, иногда даже целуя их.

"У каждого есть удачные и неудачные дни", - продолжает Пэрри, - "и, кажется, это соответствовало нам, когда мы создавали Friday. Плюс, конечно, Friday гарантирует нам эфир на радио."

А это тоже кое-что, что всегда заботит фэнов.

"Это - шутка," - говорит Пэрри.

"Да, " - говорит Роберт. - "Эфир на радио - это не то, о чём ты думаешь, когда записываешь альбом, это - только игра, в которую ты вовлекаешься впоследствии. В прошлое воскресенье, когда прибыла американская звукозаписывающая компания, чтобы прослушать новый материал, они в первый раз услышали Friday. Мы не играли им её до этого, потому что знали, что они бы захотели выпустить её первым синглом, а мы не считаем, что Friday I'm In Love является самым лучшим вступлением к такому альбому как Wish - она такая несерьёзная. Мы вероятно выпустим её после того, как у людей будет возможность послушать полный альбом. Это - забавная песня, и тем, вероятно, забавнее она будет для не-Cure фэнов, они будут говорить: 'Это - не The Cure '. Не то, чтобы мы это делали только по этой причине. В ту минуту, когда я спел её и вернулся, зная что остальные собирались играть её, была смесь недоверия и настоящей радости, что я фактически спел что-то на таком же уровне, на каком была музыка. "

Так, почему же люди думают, что вы постоянно обижены?

"Я не знаю," - пожимает плечами Саймон. - "На самом деле это не так, потому что нам нравятся глупые попсовые песни -- если они так хорошо сделаны как Friday. Мы на самом деле не считаем Friday глупой песней."

"Она - не глупая до слабоумия," - говорит Саймон. - " Больше похоже на состояние опьянения или что-то типа этого. "

Саймон, между прочим, имеет необычную привычку к изложению многих из своих наблюдений в виде связанных с алкоголем метафорах.

"Наивно глупая," - говорит Борис.

"Дело в том," - говорит Роберт, - "я бы не беспокоился об этом, если бы я искренне не чувствовал себя так иногда. Фактически, я чувствую себя так точно также, как я чувствую себя как-нибудь ещё."

Мы всегда задавались вопросом, были ли песни The Cure искусными умозаключениями из специфического настроения или были написаны специально для этого настроения? Был ли Роберт действительно столь же подавлен, как он звучал на Disintegration, или как в настоящее время, в Trust?

" Когда мы создавали Disintegration, " - говорит он, - "была совершенно другая атмосфера, в отличие от той, которая была у нас во время создания нового материала. И различие было очень резкое. "

" Я помню, " - говорит Саймон. - "Deep Water на Disintegration. Это была действительно мрачная ночь."

"И было много таких ночей, " - вспоминает Роберт. - "Но то, как я спел вокальные партии на этом альбоме, симптоматично для всей записи. Во времена Disintegration я был намного более изолирован. Я входил, пел свою вокальную партию и исчезал снова, тогда как сейчас я бродил некоторое время по диспетчерской комнате и общался со всеми."

"Я имею в виду, во время Disintegration Лол (Толхарст, бывший друг и музыкант The Cure) все еще действовал как раздражитель, и я думаю отсюда следует наш подход по направлению к созданию чего-то действительно мрачного. Таково было наше настроение, даже при том, что были и светлые моменты, такие как Lovesong и Lullaby. Общее чувство было более... " - Он качает головой. - "... напряжённым. На самом деле, это вероятно неподходящее слово, потому что материал, который мы только что закончили, ещё более напряжённый. Я думаю, что этот альбом более общий, тогда как Disintegration имел более навязчивую атмосферу. "

Навязанную кем?

"Мной, " - говорит Роберт, удивлённый, что мы вообще спрашиваем об этом.

"Это было действительно неправдоподобно, " - объясняет Пэрри, - "как если бы Роберт пел cерьезный вокал, который занимал бы всю ночь, а остальная часть группы развлекалась бы в диспетчерской."

"Я надеюсь, что Роберт знал, что, даже если мы не пели, все мы чувствовали тоже самое, " - заканчивает Саймон , - "я думаю, что настроение Роберта, заразило нас и наше молчание, отраженное от нас, усилило его настроение."

"Но сейчас, " - говорит Роберт, - " я просто ждал пока у меня появится желание делать это, пройти через это, сделать и больше не думать об этом. Создание некоторых из медленных песен все еще занимало всю ночь, но рационализировать это действительно трудно, так что это не имеет особого значения. Главное, что в целом атмосфера в группе заметно улучшилась, стала более весёлой, более приятной, даже если некоторые из песен, вышедших в результате этого, действительно шумные или напряжённые или агрессивные."

"Группа просто сама создала эти песни, тогда как раньше я чувствовал, что должен пытаться внушить остальным, что именно они должны делать. С выходом Disintegration, они возможно чувствовали себя вполне нормально, прежде чем они прониклись его настроением. Я думаю, что то место, где мы записывали его, также повлияло. Оно было намного больше этого, и все мы чувствовали себя там обособленно. "

Смит, даже сидя на коленях перед нами, производит сильное впечатление своей индивидуальностью, хотя и не подавляющей. У нас также сложилось впечатление, что он является одним из тех людей, чьи настроения могут быть заразительны. Он кивает. "Да, но теперь влияние каждого в группе заметно и это большое отличие от того, что было три года назад, " - говорит он. - "В течение периода Disintegration я мог отключиться от влияния остальных, а теперь это невозможно. Как будто всё встало на свои места, и теперь каждый вовлечён не только в создание атмосферы, но и в музыкальном плане в доводке песен до конца. Четверо из нас были вместе со времён Head On The Door и Пэрри всегда был с нами, и теперь каждый чувствует, что может содействовать, предлагать всё что захочет.  Я чувствую себя по отношению ко всему этому неизмеримо удобней, чем три года назад; давление стало намного меньше. Во времена Disintegration я вышел бы через чёрный ход только потому, что я не мог бы смотреть в лицо тем, кому не понравилось бы то, что сделал, а я бы думал, что это вполне неплохо. Существовала настоящая дилемма. Но теперь я могу вернуться и принять любую критику. Так намного проще говорить друг с другом. "

Лирика Смита предполагает, что он придаёт большое значение внутренним драмам, которыми полна его жизнь. Этим он делится со своими фэнами. Почти каждый, кому когда-либо нравились The Cure, использовал их музыку, чтобы превратить мелкие обиды и незначительные радости в потрясающие травмы. Всё гораздо ужасней, намного значительней, когда это происходит с Робертом Смитом, и способность Смита отражать и рассказывать об этом, подтверждает всеобще поддерживаемую веру, что каждый из нас намного важнее, чем кто-либо еще.

" Я только представляю мою точку зрения, " - говорит Смит. - "Я имею в виду, что не думаю, что со мной случаются наиболее несправедливые вещи. Я не считаю, что я пишу много текстов с эгоистичной точки зрения, в противном случае я был бы действительно дерьмовым автором. Я был бы намного хуже чем я есть, потому что я действительно старался за эти годы писать песни с большим смыслом, чем просто стонать о чём то."

Мы не говорим, что ты стонешь.

"Ну, это то, что есть, " - говорит он. - "Я так жалуюсь, и это правда. Что-то из этого походит на истерику, но не только я чувствую это."

Это ребячество, не так ли, представлять себя центром вселенной? Вы не считаете, что The Cure в общем отказывается взрослеть?

"Очень похоже на это," - говорит Саймон. - " Нет никакой нужды для нас в этом, и нет никакой нужды ни у кого. Только, когда люди всё время задумываются о своём возрасте и пытаются быть молодыми, они действительно начинают выглядеть старыми. Мы не задумываемся об этом вообще. "

" Взросление, " - говорит Роберт, - "подразумевает ответственность и выполнение того, чего ты на самом деле делать не хочешь, и в этом смысле я не думаю, что кто-нибудь из нас когда-нибудь повзрослеет. Но если взросление означает осознание того, что происходит, тогда мы взрослее - и в течение многих лет - чем большинство людей, которых мы встречаем, старше они нас или моложе. Повзрослеть - это как бы признать то, что ты забрался так далеко, и затем остановится. Отказ взрослеть - как бы отказ от признания своих ограничений. Именно поэтому я не думаю, что мы когда-нибудь повзрослеем. "

То, что всегда сбивает с толку детей, это то что они не могут иметь всё сразу, не могут взять свой торт и съесть его. Мысль, что существуют естественные ограничения - анафема для ребенка, но в большинство детей, особенно британских детей, это просто вдалбливается.

"У меня этого никогда не было, " - говорит Роберт. - "Это действительно странно, но мои родители говорили мне, что я мог делать всё, что хотел. Я спрашивал: ' Хорошо, а что если я захочу быть астронавтом и полететь на луну?' И мой папа отвечал: ' Если ты действительно хочешь, то - пожалуйста '. Я считал, что он говорил абсолютную чепуху, особенно, когда мне уже было 21, а он все еще продолжал утверждать это. Но в то же время это озадачило меня, потому что мой отец до конца делал именно то, что он хотел делать. С посторонней точки зрения он полностью приспособился, он имел семью и четверых детей, но всегда делал только то, что делало его искренне счастливым. Он бросил свою работу, потому что она сделала его несчастным, а он не хотел идти на компромисс всю свою жизнь только ради переноса этого бремени. Это очень замечательное качество, и мне кажется, что оно очень редко встречается в людях. Большинство людей чувствуют настолько зависимыми от обстоятельств, настолько угнетенными всем, что происходит вокруг них, что они просто сдаются. А ты не должен сдаваться. Люди могут сказать, что нам легко так говорить, просто сидя здесь в течение шести месяцев; но добраться сюда было совсем не просто. Это было неплохим развлечением, но это не было просто. "

Несмотря на то, что мы должны признать что Смит никогда на самом деле не страдал от чувства ограничений в чём-то, существует, как это ни странно, ощутимое ощущение потери The Cure.

Смит кивает снова.

"Это происходит из-за знания, что настоящее детство ушло, из-за потери времени. Люди всегда неверно истолковывают это и думают, что я беспокоюсь из-за старения, но это не так, это происходит из-за осознования, что твоё время проходит. Это две разные вещи. Начинаешь желать, чтобы снова можно было иметь столько времени, сколько, как казалось, у тебя было, когда ты был совсем маленьким, и представлялось, что время растягивается навсегда. Ты никогда не сможешь этого вернуть, но бороться за это ты можешь. Отсюда и следует подлинный смысл потери, и вот почему мне нравится писать, потому что кажется, что писатели имеют неопределимый возраст. Я был поражен, когда я выяснил что Патрику Уайту (автор "Vivisector" и "Сожженных") было 78, а он всегда казался таким молодым. Мне нравится это." - Он задумывается об этом. - "Я допускаю, " - говорит он, - "что с The Cure происходит очень эгоистичная вещь. Я имею в виду, аудитория, которая искренне любит нас, любит нас из-за того факта, что мы делаем вещи, которые нравятся прежде всего нам сами, независимо от того, что они хотят, чтобы мы делали. "

И конечно это - работа. Не потворствуя ожиданиям, отказываясь верить в ограничения, The Cure стали одной из величайших групп на планета. Есть множество бывших фэнов Cure, людей, слишком старых, слишком запутавшихся, слишком заложенных, чтобы верить в богатство возможности и слишком уставших, чтобы чувствовать искренность, дико разгневанных, когда в этих возможностях отказывают им. Они больше не понимают The Cure, и вероятно удивляются, как они ещё что-то создают.

Но есть также легионы новых фэнов The Cure, каждый из которых полагает, что он - самая важная персона на Земле. И таких миллионы.

THE CURE. Средний возраст 31 1/2.